Цифровизация в условиях Крайнего Севера. Интервью TAdviser с замгубернатора ЯНАО Константином Оболтиным
В апреле Ямал был признан лидером цифровой трансформации среди субъектов РФ в соответствии с последним всероссийским рейтингом. Заместитель губернатора, директор департамента ИТ и связи ЯНАО Константин Оболтин в интервью заместителю главного редактора TAdviser Наталье Лаврентьевой рассказал о приоритетах и особенностях цифровизации в регионе, а также — как ЯНАО защищается от хакеров и почему здесь пока не готовы применять практики bug bounty.
Константин Михайлович, каковы у ЯНАО приоритеты в области цифровизации на 2024 год?
Константин Оболтин: Наши приоритеты связаны с целями федеральной повестки в области цифровизации, на неё мы ориентируемся. Одна из приоритетных задач сейчас, которую поставил перед нами губернатор ЯНАО, — внедрение искусственного интеллекта в повседневную деятельность органов власти, чтобы высвобождать человеческие ресурсы для решения более важных стратегических задач. Некоторые сценарии применения ИИ, которые уже реализованы в ЯНАО или находятся в проработке, были представлены на нашем ИТ-форуме «Цифра.Док», который прошёл в середине апреля (см. здесь и здесь).
Ещё одна задача, обозначенная по итогам проведённых «отраслевых часов» — когда все департаменты отчитываются о проделанной работе и обозначают задачи на год, связана с сокращением сроков внедрения систем. Мы проанализировали и увидели, что сейчас у нас достаточно большой срок time-to-market, т.е. время от задумки, что какую-то проблему надо решать посредством ИТ, до непосредственно внедрения. Мы должны сжать срок вывода полезной функциональности как минимум в три раза.
Какая в ЯНАО существует специфика цифровизации, связанная с климатическими условиями региона?
Константин Оболтин: Не скажу, что они сильно влияют. Но у нас есть вопросы, связанные с протяжённостью территории, когда мы строим сооружения объектов связи. Если в центральной России компактные субъекты, густонаселённые, там есть дороги и линии электропередач, то у нас есть районы, по площади сопоставимые с Францией, где нет никаких дорог в твёрдом покрытии. Есть зимники, они сезонные; есть автономная генерация электроэнергии, что тоже налагает определённые сложности по стоимости тарифов. Мы анализировали: у нас есть тариф в 80 рублей за кВт·ч, что невыгодно для операторов.
А климатические условия, в основном, могут влиять на работу оборудования. Недавно, к примеру, мы с отечественными разработчиками экспериментировали с новыми тропосферными линиями связи, и при температуре ниже -35С оборудование примерзает. Мы съездили к разработчикам на завод, они сказали, что внесут изменения, чтобы оборудование подходило для использования в арктических условиях.
В прошлом году у нас по поручению губернатора начали искать решения для противодействия беспилотным системам, несущим риски деструктивного воздействия, учитывая, что у нас промышленный регион. Мы приглашали разработчиков, которые занимаются подавлением, РЭБ и т.д., а также разработчиков летательных аппаратов и смотрели, кто кого победит. При этом мы замеряли, как это влияет на другие инженерные коммуникации: специально выбирали место, где есть радиорелейные линии связи, точки доступа.
Эксперименты показали, что подавление сигналов управления беспилотных средств мешает работе некоторой окружающей инфраструктуры и, что примечательно, часть испытываемого оборудования просто замёрзла и не смогла проверять все сектора. Это тоже пример влияния климатического фактора.
Как вы оцениваете текущий уровень зависимости ЯНАО от импортных ИТ?
Константин Оболтин: Оцениваю как крайне низкий. Мы начали плотно заниматься импортозамещением в 2018 году. На тот момент это было, скорее, наше желание плюс установки федерального центра. Кто-то принимал эти установки всерьёз, кто-то нет, но мы решили, что будем им следовать.
Первые два года, конечно, были очень сложными, потому что мы не набирали критическую массу людей, которые были бы проводниками наших ценностей — что ничего страшного в импортозамещении нет, что работа с новыми решениями — это вопрос привычки. Самым главным на тот момент было переубедить людей. Но с 2020 по 2023 у нас уже были достигнуты хорошие показатели по импортозамещению: рабочие места госслужащих — импортозамещено 65%, а в информационных системах уже практически все компоненты мы заместили.
Что касается аппаратного обеспечения, мы постепенно переходим на отечественные решения: уже несколько лет приобретаем оборудование и системы компаний: «Аквариус», ICL, Depo, DataРу, Nerpa, Yadro.
Остаются узкоспециализированные программные средства, но их всё меньше и меньше. К примеру, в департаменте строительства остались еще сотрудники, кто пользуется импортным программным продуктом.
По вашему мнению, в каких классах ИТ-решений достаточно российских продуктов, а в каких их пока не хватает?
Константин Оболтин: В сегменте госуправления ситуация с отечественными ИТ-продуктами намного лучше, чем, скажем, в промышленном сегменте — там есть дефицит хороших, качественных решений. Microsoft, например, является монополистом во всём мире, а у нас как минимум четыре основных российских операционных системы. Схожая ситуация и с офисным ПО: в мире есть Microsoft и пара бесплатных решений, а у нас два основных разработчика офисных пакетов. Мы на свои тесты приглашали всех вендоров и оценивали их по своему чек-листу.
Насколько острее, по вашим наблюдениям, стала ощущаться проблема с задержками поставок ИТ- и телеком-оборудования в 2024 году?
Константин Оболтин:Если говорить о производителях ПК, серверов, у них высокая загрузка, поэтому здесь было просто повышение стоимости, что нам, конечно, не нравится, но дефицита особого мы не испытываем. А с телеком-отраслью несколько сложнее. Хотя поставщики и говорят в разных интервью, что у них нет дефицита, но когда мы просим прийти в ту или иную точку или организовать связь в населённом пункте, то часто слышим жалобы, что очень сложно получить оборудование. Поэтому при всех задержках развития отрасли связи у нас в округе операторы ссылаются на дефицит оборудования.
При этом сложно сравнивать 2023 и 2024 год. У нас есть несколько населённых пунктов, которые должны были быть покрыты связью, но из-за того, что, как говорят коллеги, есть дефицит оборудования и сложности с логистикой, у нас сместились сроки. В этом году у нас в плане пять новых населённых пунктов, но операторы опять прогнозируют задержки оборудования. Насколько это выльется в реальный факт, пока неизвестно. И буквально недавно у нас были подведены итоги выдачи субсидий на покрытие связью пяти населённых пунктов.
Какие компенсирующие мероприятия, направленные на сдерживание роста тарифов на мобильную связь и интернет, сейчас действуют в ЯНАО? Какой эффект они уже дали?
Константин Оболтин: У нас есть все налоговые льготы, которые просил нас принять аппарат правительства: и ОСН без налогов, и земельный налог практически обнулён, имущественный налог сокращён в два раза. Сейчас данные по льготам отправлены в налоговую, чтобы проверить все возмещения по налогам, и когда мы получим данные от налоговой, можно будет озвучить объём преференций.
Испытывал ли ЯНАО в 2023 году повышенную активность киберзлоумышленников? В какие места чаще всего они «бьют»? Пришлось ли вам принимать какие-то меры для усиления ИБ региона?
Константин Оболтин: Активность постоянная, но у нас есть хорошая устоявшаяся практика: два раза в год — в первой половине года и во второй — мы заказываем независимые пентесты, где специалисты нас взламывают и показывают узкие места, а мы потом их устраняем. Кроме того, мы максимально используем ресурсы большого правительства: мы используем RSNet — сегмент сети Интернет для органов государственной власти; также у нас везде стоят сенсоры ГосСОПКА, и коллеги из ФСБ помогают нам быстро реагировать. Кроме того, мы часто просим коллег из ФСБ помочь нам провести различные учения по нашей инфраструктуре.
Причём сейчас мошенники больше бьют не по самим информационным системам, а по гражданам с целью выманить у них деньги. Они придумывают все новые схемы обмана. По информации региональной прокуратуры, за 2023 год жители Ямала перевели мошенникам более 660 млн рублей. Также злоумышленники пытаются «разводить» госслужащих, но я не слышал, чтобы у нас госслужащие на это попались, а вот с гражданами просто беда.
Как вы смотрите на практику bug bounty для выявления уязвимостей в госинформсистемах? Её в последнее время активно продвигают на федеральном уровне, Минцифры, в частности.
Константин Оболтин: Мы эту практику пока не пробовали. К сожалению, есть ограничения, связанные с госслужбой. Я бы с удовольствием посмотрел на реализованные закупки таких услуг через 44-ФЗ. Как проводить закупку услуг, результат которых непонятен? Это не пентест, где можно прописать результат. А в случае с bug bounty, если найдут уязвимость, как её забюджетировать? Здесь возникает большая площадка для манипуляций. И прокуратура может спросить, а где гарантии, что вы не сообщите кому-то заранее информацию об уязвимости, предоставив им заранее преференции и денежные средства на определённых условиях. Мы рассматривали комплексно этот вопрос, и пока рисков больше, чем выгоды.
Но у нас есть другая идея: проговаривать с нашими разработчиками, которые внедряют нам базовые информационные ресурсы, чтобы они сами проводили поиск уязвимостей с привлечением «белых хакеров» за свой счёт. Сейчас мы смотрим, как это можно имплементировать в технические задания. Мы понимаем, что это нужно анонсировать заранее, чтобы те, кто хочет подать заявку к нам на конкурс, имели одинаковые условия. Такая история мне кажется более перспективной.
ЯНАО сам является регионом, генерирующим показательные цифровые проекты, которые могли бы брать за пример и тиражировать другие регионы. А какие практики других регионов заимствовали вы для внедрения в ЯНАО?
Константин Оболтин: Иногда сложно проследить, откуда пришла та или иная идея. Но мы с коллегами смотрим, например, на Ханты-Мансийск. Это сильный субъект с хорошей ИТ-командой и хорошими внедрениями. Для департамента природных ресурсов и экологии ЯНАО у них позаимствовали нейросеть, которая будет следить за вырубкой леса. Также нам интересен опыт Тулы, где тоже сильный коллектив.
И, конечно, же, Москва: у них есть реестр информационных систем, который мы изучаем — какие системы в нём могли бы закрыть наши потребности. К примеру, в Москве мы взяли ветеринарную систему для учёта домашних животных.
Также у московских коллег мы позаимствовали идею использования ИИ для контроля качества изображения с камер видеонаблюдения. По состоянию на апрель в регионе почти 4 тыс. камер. И раньше работоспособность камеры оценивалась по факту её технической доступности: если она передаёт «картинку», то всё хорошо. При этом бывало так, что камера повёрнута не туда, куда нужно: например, она была обращена не на массовое скопление людей, а в лес. А теперь ИИ, настроенный по различным сценариям, отслеживает, чтобы камеры передавали именно нужную «картинку».