Содержание |
Основная статья: Живопись в России
Биография
Илья Ефимович Репин родился в городе Чугуеве, Харьковской губернии. Его дед по отцовской линии — неслуживый казак Василий Ефимович Репин — вёл торговлю и владел постоялым двором. Согласно метрическим книгам, он умер в 1830-х годах, после чего все хозяйственные заботы легли на плечи его жены Натальи Титовны Репиной.
Отец художника Ефим Васильевич (1804—1894) был в семье старшим из детей. В мемуарных очерках, посвящённых детству, Илья Ефимович упоминал об отце как о «билетном солдате», который вместе с братом ежегодно ездил на Донщину и, преодолевая расстояние в триста вёрст, пригонял оттуда табуны лошадей на продажу. За время службы в Чугуевском уланском полку Ефим Васильевич успел поучаствовать в трёх военных кампаниях, имел награды. Связь с родным городом, Слобожанщиной Илья Репин пытался сохранять до конца жизни.
Дед художника по материнской линии — Степан Васильевич Бочаров — также много лет отдал военной службе. Его женой стала Пелагея Минаевна, девичью фамилию которой исследователям установить не удалось. В начале 1830-х годов дочь Бочаровых Татьяна Степановна (1811—1880) вышла замуж за Ефима Васильевича. На первых порах Репины жили под одной крышей с родителями мужа; позже, скопив денег на торговле лошадьми, глава семьи сумел поставить просторный дом на берегу Северского Донца. Татьяна Степановна, будучи женщиной грамотной и деятельной, не только занималась образованием детей, читая им вслух произведения Пушкина, Лермонтова, Жуковского, но и организовала небольшую школу, которую посещали и крестьянские ребята, и взрослые. Учебных предметов в ней было немного: чистописание, арифметика и Закон Божий. В семье периодически возникали проблемы с деньгами, и Татьяна Степановна шила на продажу шубы на заячьем меху.
Акварельные краски в дом Репиных впервые принёс двоюродный брат Ильи Ефимовича — Трофим Чаплыгин. Как вспоминал впоследствии сам художник, его жизнь изменилась в тот момент, когда он увидел «оживление» арбуза: чёрно-белая картинка, размещённая в детской азбуке, внезапно обрела яркость и сочность. С этого дня идея преображения мира с помощью красок уже не оставляла мальчика:
Чтобы меня утешить, Трофим оставил мне свои краски, и с этих пор я так впился в красочки, прильнув к столу, что меня едва отрывали для обеда и срамили, что я совсем сделался мокрый, как мышь, от усердия и одурел со своими красочками за эти дни. |
1857: Работа в иконописной мастерской и в кочевой иконописной артели
В 1855 году родители отдали одиннадцатилетнего Илью на учёбу в школу топографов — эта специальность, связанная со съёмочными и чертёжными работами, считалась в Чугуеве престижной. Однако через два года учебное заведение было упразднено, и Репин устроился в иконописную мастерскую к художнику И. М. Бунакову. Вскоре весть о талантливом ученике Бунакова распространилась далеко за пределами Чугуева; юного мастера стали приглашать приезжавшие в город подрядчики, которым нужны были живописцы и позолотчики. В шестнадцать лет юноша покинул и мастерскую, и родительский дом: ему предложили 25 рублей в месяц за работу в кочевой иконописной артели, которая по мере выполнения заказов перемещалась из города в город.
Летом 1863 года артельщики работали в Воронежской губернии неподалёку от Острогожска — городка, в котором родился художник Иван Крамской. От местных мастеров Репин узнал, что их земляк, уже получивший к тому времени малую золотую медаль за картину «Моисей источает воду из скалы», семь лет назад покинул родные места и уехал учиться в Академию художеств. Рассказы острогожцев послужили стимулом для резких жизненных перемен: осенью, собрав все заработанные за летние месяцы деньги, Илья Ефимович отправился в Петербург.
1863-1871: Первый петербургский период
Академия художеств
Первый визит в Академию художеств разочаровал Репина: конференц-секретарь Академии Ф. Ф. Львов, ознакомившись с рисунками девятнадцатилетнего юноши, сообщил, что тот не владеет тушёвкой, не умеет создавать штрихи и тени. Неудача огорчила Илью Ефимовича, но не отбила у него желания учиться. Сняв за пять с половиной рублей комнату в мансарде и перейдя на режим жёсткой экономии, он устроился в вечернюю рисовальную школу, где вскоре был признан лучшим учеником. Повторное посещение Академии завершилось успешной сдачей экзамена, однако после вступительных испытаний Репина вновь ожидали сложности: за право присутствовать на занятиях вольнослушатель должен был заплатить 25 рублей. Эту сумму за Репина внёс покровитель — руководитель почтового департамента Фёдор Прянишников, к которому Илья Ефимович обратился за помощью.
За восемь лет, проведённых в стенах Академии, Репин приобрёл немало друзей. В их число входили Василий Поленов, в доме которого начинающему художнику всегда был уготован радушный приём, и Марк Антокольский, прибывший в столицу из Вильны учиться на скульптора и впоследствии писавший: «Мы скоро сблизились, как могут сближаться только одинокие люди на чужбине».
В 1869 году состоялось знакомство Репина с художественным критиком Владимиром Стасовым, в течение многих лет входившим в «ближний круг» Репина. Своим непосредственным наставником он считал Крамского: Репин был своим человеком в созданной Иваном Николаевичем художественной артели, показывал ему свои ученические эскизы, прислушивался к советам. После смерти Крамского Репин написал воспоминания, в которых назвал художника своим учителем.
Годы учёбы принесли Репину несколько наград, включая серебряную медаль за эскиз «Ангел смерти избивает всех перворожденных египтян» (1865), малую золотую медаль за работу «Иов и его братья» (1869) и большую золотую медаль за картину «Воскрешение дочери Иаира» (1871). Спустя годы, вспоминая историю «Воскрешения…», Репин рассказывал в кругу художников, что подготовка к её написанию осложнялась отсутствием денег. Отчаявшись, воспитанник Академии создал жанровую картину о том, как студент, готовящийся к экзаменам, наблюдает в окно за девушкой из соседней квартиры. Илья Ефимович отнёс свою работу в магазин Тренти, отдал на комиссию и был удивлён, когда вскоре ему вручили немалую сумму: «Такого счастья я, кажется, не испытывал за всю свою жизнь!». Полученных денег хватило на краски и холст, но их приобретение не избавило от творческих мук: сюжет «Дочери Иаира» не складывался. В один из вечеров, возвращаясь от Крамского, Репин попытался представить, как отреагировали бы его близкие, если бы человеку, «облечённому даром исцелителя», удалось вернуть жизнь Усте — его рано умершей сестре. В результате заданный по академической программе евангельский сюжет воплотился в «живую картину жизни».
Бурлаки на Волге
Сюжет первой из значительных картин Репина был подсказан жизнью. В 1868 году, работая на этюдах, Илья Ефимович увидел на Неве бурлаков. Контраст между праздной, беззаботной публикой, гуляющей на берегу, и людьми, тянущими на лямках плоты, настолько впечатлил ученика Академии, что по возвращении в снимаемую квартиру он начал создавать эскизы с изображением «тягловой живой силы». Ранее Репина эскизы на ту же тему делал художник Василий Верещагин. Полностью погрузиться в новую работу ему не давали академические обязательства, связанные с конкурсом на малую золотую медаль, однако, по признанию художника, ни во время игр с товарищами в городки, ни во время общения со знакомыми барышнями он не мог освободиться от зреющего замысла.
Летом 1870 года Репин вместе с братом и друзьями-живописцами Фёдором Васильевым и Евгением Макаровым отправился на Волгу. Деньги на поездку — двести рублей — получил от богатых покровителей Васильев. Как писал позже Репин, путешествие не ограничивалось созерцанием пейзажей «с альбомчиками» в руках: молодые люди знакомились с местными жителями, порой ночевали в незнакомых избах, сидели вечерами у костра. Волжские пространства поражали молодых художников эпическим размахом; настроение будущего полотна создавали постоянно звучавшая в памяти Ильи Ефимовича «Камаринская» Глинки и взятый им с собой томик гомеровской «Илиады». В один из дней художник увидел «совершеннейший тип желанного бурлака» — человека по фамилии Канин (на картине он изображён в первой тройке, «с головой, повязанной грязной тряпицей»).
Какое счастье, что Канин не вздумал сходить в баню или подстричься, как бывало с некоторыми моделями, приходившими подстриженными, побритыми до неузнаваемости. Он был извещён заранее и, как все серьёзные люди, позировал серьёзно: умело выносил непривычное положение и легко приспособлялся, без помехи ко мне. - Илья Репин. |
По словам немецкого историка искусства Норберта Вольфа, картина «Бурлаки на Волге» произвела сенсацию в международном художественном сообществе, потому что её автор «монументализировал жанровую сцену, „низшую` в академической классификации». Каждый из героев полотна несёт в себе печать индивидуальности; в то же время вся группа персонажей, помещённая в «экзистенциальный и примордиальный» ландшафт, напоминает процессию проклятых из «Божественной комедии» Данте.
Заказ «Славянского базара»
К 1871 году Репин уже обрёл некоторую известность в столице. На экзамене он получил первую золотую медаль за картину «Воскрешение дочери Иаира», звание художника первой степени и право на шестилетнюю поездку за границу. Слух о талантливом выпускнике Академии дошёл и до Москвы: хозяин гостиницы «Славянский базар» Александр Пороховщиков предложил Илье Ефимовичу написать картину «Собрание русских, польских и чешских композиторов», пообещав за работу 1500 рублей. В зале гостиничного ресторана в ту пору уже были размещены портреты многих деятелей культуры; не хватало лишь «большого декоративного пятна». Художник Константин Маковский, к которому ранее обращался Пороховщиков, считал, что эти деньги не окупят всех трудозатрат, и просил 25 000 рублей. Но для Репина заказ московского предпринимателя стал шансом наконец-то выбраться из многолетней нужды; в своих воспоминаниях он признавался, что «назначенная за картину сумма показалась огромной».
В работу вместе с Репиным включился и Стасов, который, хорошо разбираясь в музыке, собирал материалы в Публичной библиотеке и давал профессиональные советы. Для картины позировали Николай Рубинштейн, Эдуард Направник, Милий Балакирев и Николай Римский-Корсаков; изображения остальных композиторов, в том числе ушедших из жизни, Репин создавал на основе гравюр и фотографий, найденных Стасовым.
В июне 1872 года состоялось открытие «Славянского базара». Представленная публике картина получила много комплиментов, а её автор — массу похвал и поздравлений. Среди тех, кто остался недоволен, был Иван Тургенев: он сказал Репину, что не может «примириться с идеей этой картины»; позже в письме Стасову писатель назвал полотно Репина «холодным винегретом живых и мёртвых — натянутою чушью, которая могла родиться в голове какого-нибудь Хлестакова-Пороховщикова».
Женитьба на Вере Шевцовой
Корней Чуковский, друживший с Репиным, считал, что первая семья художника «по своей некультурности проявляла мало интереса к его творчеству». Веру Шевцову, сестру своего товарища по рисовальной школе Александра, Илья Ефимович знал с детских лет: в доме их отца, академика архитектуры Алексея Ивановича Шевцова, часто собиралась молодёжь. Со временем Вера и Илья стали общаться чаще. Искусствовед Александра Пистунова, рассказывая о портрете юной невесты Репина, написанном в 1869 году, отмечала, что девушка смотрит на художника так, будто ждёт приглашения на танец:
Хороша она была в шестнадцать лет: смоляная тяжёлая коса ниже пояса, светло-карие глаза, детская чёлка над круглым лбом, пряменький нос, изогнутые вверх уголки губ, способность худенькой фигуры как-то уютно примоститься, изогнуться в мягком зелёном кресле.
Илья Ефимович и Вера Алексеевна обвенчались 11 (23) февраля 1872 года. Вместо свадебного путешествия Репин предложил молодой жене деловые поездки — сначала в Москву, на открытие «Славянского базара», а затем на этюды в Нижний Новгород, где художник продолжал искать мотивы и типажи для «Бурлаков…». Поздней осенью того же 1872 года на свет появилась дочь, которую тоже назвали Верой. На крестинах девочки присутствовали Стасов и композитор Модест Мусоргский, который «много импровизировал, пел и играл».
Первый брак Репина длился пятнадцать лет. За эти годы Вера Алексеевна родила четверых детей: помимо старшей, Веры, в семье росли Надежда, Юрий и Татьяна. Супружество, по мнению исследователей, сложно было назвать счастливым: Илья Ефимович тяготел к открытому дому, готов был в любое время принять гостей; его постоянно окружали дамы, желавшие попозировать для новых картин; Вере Алексеевне, сосредоточенной на воспитании детей, салонный образ жизни был в тягость. Разрыв отношений произошёл в 1887 году; при разводе бывшие супруги поделили детей: старшие остались у отца, младшие перешли жить к матери. Семейная драма настолько серьёзно повлияла на художника, что Стасов писал Марку Антокольскому о своём беспокойстве за душевное самочувствие друга:
Репин что-то замолчал со своей выставкой, а летом и осенью он много о ней поговаривал… Какой тут покой, какая радость, какая возможность писать свои картины? Как тут готовить выставку, когда… все неприятности, истории, сущее несчастье? |
Семейные портреты. Судьбы детей
Как в годы супружества, так и после ухода из семьи Репин писал много портретов своих близких. Так, Илья Ефимович создал несколько портретов Веры Шевцовой, в том числе картину «Отдых» (1882), в которой «не слишком привлекательное, скорее, недоброе», по мнению искусствоведа Алексея Фёдорова-Давыдова, лицо заснувшей женщины смягчается «обаятельной лирикой» художника.
Репин выступал в роли «тонкого, задушевного лирика» и при написании портретов детей. Прежде всего это касается двух его картин — «Стрекоза» (1884) и «Осенний букет» (1892). Героинями обеих работ является старшая дочь Репиных — Вера Ильинична. На первой из них двенадцатилетняя девочка, освещённая солнцем, сидит на перекладине. Искусствоведы предполагают, что художник создавал портрет дочери по памяти; свидетельством тому — некоторое несовпадение фона и фигуры. Зато «Осенний букет», над которым художник работал в имении Здравнёво, писался с натуры. Вера уже превратилась в барышню, осенний букет в руках которой был призван подчеркнуть её «чувство жизни, юности и неги». Там же был создан портрет дочери Нади; про него сам художник рассказывал так: «Она в охотничьем платье, с ружьём через плечо и с героическим выражением».
Судьбы детей Репина сложились по-разному. Вера Ильинична, прослужив некоторое время в Александринском театре, перебралась к отцу в Пенаты. Позже она переехала в Хельсинки, где умерла в 1948 году. Надежда, которая была младше Веры на два года, окончила Рождественские женские курсы лекарских помощниц в Петербурге, затем работала в земских больницах. После поездки в зону эпидемии тифа в 1911 году молодая женщина начала страдать душевным недугом. Живя с отцом в Куоккале, Надежда Ильинична почти не покидала своей комнаты. Она ушла из жизни в 1931 году. Юрий Ильич (1877—1954) пошёл по стопам отца и стал художником. Трагедией его жизни стала история без вести пропавшего сына Дия. После рассекречивания архивов выяснилось, что в 1935 году он был арестован при пересечении границы с СССР и приговорён трибуналом Ленинградского военного округа к расстрелу на основании статей 58-8 и 84 УК РСФСР. Младшая дочь Репина Татьяна по окончании Бестужевских курсов преподавала в здравнёвской школе; после смерти отца она с семьёй уехала во Францию; скончалась в 1957 году.
1873-1876: Пенсионерская поездка в Европу
В апреле 1873 года, когда старшая дочь немного подросла, семья Репина, имевшего право на заграничную поездку в качестве пенсионера Академии, отправилась в вояж по Европе. Посетив Вену, Венецию, Флоренцию, Рим и Неаполь, художник приехал в ноябре в Париж и написал И. Н. Крамскому: «Я, преодолев трусость, остался в Париже на целый год, взял мастерскую на Rue Véron (фр.), 13 — квартира, а 31 — мастерская». В письмах Стасову он сетовал, что столица Италии его разочаровала («Галерей множество, но… не хватит никакого терпенья докапываться до хороших вещей»), а Рафаэль показался «скучным и устаревшим». Отрывки из этих писем были обнародованы; журнал «Развлечение» (март 1875) откликнулся на них ядовитой карикатурой, на которой Стасов «помогал Репину вылупиться из гнезда». Рисунок сопровождался стихотворением: «…Не правда ли, читатель мой, / Что для судей таких, как Стасов, / И репа лучше ананасов?».
Привыкание к Парижу шло медленно, но к концу поездки художник начал признавать французских импрессионистов, отдельно выделяя Мане, под влиянием которого, как считают исследователи, Репиным была создана картина «Парижское кафе», свидетельствующая об овладении приёмами пленэрной живописи.
Тем не менее, по утверждению художника Якова Минченкова, новые формы до конца жизни «ставили его в тупик, а пейзажисты-импрессионисты приводили в раздражение». Те, в свою очередь, упрекали Илью Ефимовича в «непонимании красоты». Своеобразным откликом на их претензии стала написанная Репиным в Париже картина «Садко», герой которой «чувствует себя в некоем подводном царстве». Её создание осложнялось тем, что на поиски заказчика и денег ушло слишком много времени; интерес к придуманному сюжету постепенно растаял, и в одном из писем Стасову раздосадованный художник признался, что «ужасно разочарован картиной „Садко`».
В 1876 году за картину «Садко» Репин получил звание академика. Однако это не спасло художника от критики: так, искусствовед Андрей Прахов написал в рецензии, опубликованной в художественном журнале «Пчела»:
Позвольте, да это не тот ли самый Репин, который написал «Бурлаков»? Что же он должен делать теперь, если ещё учеником он уже производил совершенства? Проникаюсь трепетом и иду… «Ах, смотрите, maman, человек в аквариуме!»… Желаю ему счастливо проснуться… |
1877-1882: Московский период
Вступление в Товарищество передвижников
Вернувшись в Россию, Репин в течение года — с октября 1876 по сентябрь 1877-го — жил и работал в родном Чугуеве.
Все эти месяцы он вёл переписку с Поленовым, предлагая тому поселиться в Москве. Переезд оказался сложным: Илья Ефимович, как он сам сообщал Стасову, вёз с собой «большой запас художественного добра», который долго стоял нераспакованным из-за свалившей Репина малярии. После выздоровления художник сообщил Крамскому, что решил вступить в Товарищество передвижников. Крамской, будучи одним из главных вдохновителей этого творческого объединения, воспринял инициативу с энтузиазмом:
Знаете ли вы, какое хорошее слово вы написали: «Я ваш». Это слово вливает в моё измученное сердце бодрость и надежду. Вперёд! |
Согласно правилам, приём в Товарищество осуществлялся после прохождения кандидатами «экспонентского стажа», однако ради Репина было сделано исключение: его приняли, пренебрегая формальностями, в феврале 1878 года.
«Царевна Софья»
Одной из первых картин, к написанию которой Репин приступил после переезда в Москву, была «Царевна Софья» (полное авторское название — «Правительница царевна Софья Алексеевна через год после заключения её в Новодевичьем монастыре во время казни стрельцов и пытки всей её прислуги 1698 года»). Исследователи полагают, что для более глубокого погружения в тему художник даже квартиры выбирал себе с учётом расстояния от монастыря: сначала жил в Тёплом переулке, затем — в Большом Трубном переулке.
Работа продолжалась больше года; Илья Ефимович много времени проводил вне мастерской, изучая исторические документы и материалы, которые для него подбирал в Петербурге Стасов. Для детального знакомства с аксессуарами художник посещал музеи и костюмерные мастерские театров, делая там множество зарисовок. Для Софьи Репину позировали мать Валентина Серова Валентина Семёновна, сестра композитора Павла Бларамберга Елена Апрелева и некая портниха. Жена Репина Вера Алексеевна собственноручно шила платье по эскизам, принесённым из Оружейной палаты. По словам искусствоведа В. Н. Москвинова, «с технической стороны „Царевна Софья` исполнена мастерски»:
Фигура царевны и серебряная парча её платья, и полумрак тесной и душной кельи, и прекрасно переданная борьба тёплого лампадного света с холодным дымчатым светом, струящимся из узкого окна, и фигура испуганной послушницы в глубине…
Несмотря на объём проделанной работы, новая картина Репина, показанная на передвижной выставке в 1879 году, восторга у друзей художника не вызвала. Тот же Стасов, вложивший немало сил в её создание, писал, что для образа Софьи у Ильи Ефимовича «не нашлось нужных элементов», а потому он «вынужден был сочинять „позу`». Разочарован был и Мусоргский, который признался, что увидел на полотне «бабу не толстоватенькую, а всю расплывшуюся до того, что при её огромной величине (по картине) зрителям было мало места». Едва ли не единственным из близких людей, поддержавших Репина, оказался Крамской, назвавший «Софью» исторической картиной.